Verses and Versions(breadcrumbs are unavailable)
The Monkey
ОБЕЗЬЯНА | OBEZ’YÁNA |
The Monkey | |
Была жара. Леса горели. Нудно | Bïlá zhará. Lesá goréli. Núdno |
Тянулось время. На соседней даче | Tyanúlos’ vrémya. Na sosédney dáche |
Кричал петух. Я вышел за калитку. | Krichál petúh. Ya vïshel za kalítku. |
Там, прислонясь к забору, на скамейке | Tam, prislonyás’ k zabóru, na skaméyke |
Дремал бродячий серб, худой и черный. | Dremál brodyáchiy serb, hudóy i chyórnïy. |
Серебряный тяжелый крест висел | Serébryanïy tyazhyólïy krest visél |
На груди полуголой. Капли пота | Na grúdi polugóloy. Kápli póta |
По ней катились. Выше, на заборе, | Po ney katílis’. Vïshe, na zabóre, |
Сидела обезьяна в красной юбке | Sidéla obez’yána v krásnoy yúbke |
И пыльные листы сирени | I pïl’nye listï siréni |
Жевала жадно. Кожаный ошейник, | Zhevála zhádno. Kózhanïy oshéynik, |
Оттянутый назад тяжелой цепью, | Ottyánutïy nazád tyazhyóloy tsép’yu |
Давил ей горло. Серб, меня заслышав, | Davíl ey górlo. Serb, menyá zaslïshav, |
Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал я | Ochnúlsya, vïter pot i poprosíl, chtob dal ya |
Воды ему. Но чуть ее пригубив, — | Vodï emú. No chut’ eyó prigúbiv, — |
Не холодна ли, — блюдце на скамейку | Ne holodná li, — blyúdtse na skaméyku |
Поставил он, и тотчас обезьяна, | Postávil on, i tótchas obez’yána, |
Макая пальцы в воду, ухватила | Makáya pál’tsï v vodu, uhvatíla |
Двумя руками блюдце. | Dvumyá rukámi blyúdtse. |
Она пила, на четвереньках стоя, | Oná pilá, na chetverén’kah stóya, |
Локтями опираясь на скамью. | Loktyámi opiráyas’ na skam’yú. |
Досок почти касался подбородок, | Dosók poch’tí kasálsya podboródok, |
Над теменем лысеющим спина | Nad témenem lïséyushchim spiná |
Высоко выгибалась. Так, должно быть, | Vïsóko vïgibálas’. Tak, dolzhnó bït’, |
Стоял когда-то Дарий, припадая | Stoyál kogdá-to Dáriy, pripadáya |
К дорожной луже, в день, когда бежал он | K dorózhnoy lúzhe, v den’, kogdá bezhál on |
Пред мощною фалангой Александра. | Pred móshchnoyu falángoy Aleksándra. |
Всю воду выпив, обезьяна блюдце | Vsyu vódu vïpiv, obez’yána blyúdtse |
Долой смахнула со скамьи, привстала | Dolóy smahnúla so skam’í, privstála |
И — этот миг забуду ли когда? — | I — étot mig zabúdu li kogdá? — |
Мне черную, мозолистую руку, | Mne chyórnuyu, mozólistuyu rúku, |
Еще прохладную от влаги, протянула. . . | Eshchyó prohládnuyu ot vlági, protyanúla. . . |
Я руки жал красавицам, поэтам, | Ya rúki zhal krasávitsam, poétam, |
Вождям народа — ни одна рука | Vozhdyám naróda — ni odná ruká |
Такого благородства очертаний | Takógo blagoródstva ochertániy |
Не заключала! Ни одна рука | Ne zaklyuchála! Ni odná ruká |
Моей руки так братски не коснулась! | Moéy rukí tak brátski ne kosnúlas’! |
И видит Бог, никто в мои глаза | I vídit Bog, niktó v moí glazá |
Не заглянул так мудро и глубоко, | Ne zaglyanúl tak múdro i glubóko, |
Воистину — до дна души моей. | Voístinu — do dna dushí moéy. |
Глубокой древности сладчайшие преданья | Glubókoy drévnosti sladcháyshie predán’ya |
Тот нищий зверь мне в сердце оживил, | Tot níshchiy zver’ mne v sérdtse ozhivíl, |
И в этот миг мне жизнь явилась полной, | I v étot mig mne zhizn’ yavílas’ pólnoy. |
И мнилось — хор светил и волн морских, | I mnílos’ — hor svetíl i voln morskíh, |
Ветров и сфер мне музыкой органной | Vetróv i sfer mne múzïkoy orgánnoy |
Ворвался в уши, загремел, как прежде, | Vorválsya v úshi, zagremél, kak prézhde, |
В иные, назапамятные дни. | V inïe, nezapámyatnïe dni. |
И серб ушел, постукивая в бубен. | I serb ushyól, postúkivaya v búben. |
Присев ему на левое плечо, | Prisév emú na lévoe plechó, |
Покачивалась мерно обезьяна, | Pokáchivalas’ mérno obez’yána, |
Как на слоне индийский магараджа. | Kak na sloné indíyskiy magarádzha. |
Огромное малиновое солнце, | Ogrómnoe malínovoe sólntse, |
Лишенное лучей, | Lishyónnoe luchéy, |
В опаловом дыму висело. Изливался | V opálovom dïmú visélo. Izliválsya |
Безгромный зной на чахлую пшеницу. | Bezgrómnïy znoy na cháhluyu pshenítsu. |
В тот день была объявлена война. | V tot den’ bïlá ob’yávlena voyná. |
1919
From: Vladislav Hodasevich, Sobranie stihov (Paris: Vozrozhdenie, 1927), 49-51 (hereafter “Hodasevich 1927”).